м

 

 

Из статьи Николая Семеновича Лескова "Нынешние волнения в московском старообрядчестве".

"В это самое время, когда мы предлагаем вниманию наших читателей наступающие строки, в общине московских старообрядцев Рогожского кладбища происходят большие усобицы, угрожающие этой общине очень нехорошими последствиями. В “Дневнике” 159 нумера “Биржевых ведомостей” (15 июня) мы поместили краткое известие об этих неурядицах, а теперь хотим рассказать историю нынешних московских волнений подробнее.

В противность большинству бесчисленных преждебывших в обществе московских старообрядцев раздоров, настоящий случай не представляет никаких оснований искать причину возникших неладов в догматическом разномыслии общинников. Дело гораздо проще и, к сожалению, гораздо недостойнее, чем спор из-за убеждений.

Еще довольно задолго до тех пор, как московские старообрядцы Рогожского кладбища разошлись на две партии во взгляде на документ, известный под именем окружного послания, в общине этой шли уже большие несогласия. Нелады эти, о которых мы скажем ниже в этой же статье, вначале имели характер личной распри некоторых видных общинников. Дело всегда шло больше из-за амбиции, из-за стремления первенствовать, из-за власти распоряжаться общинным делом, наконец, из-за Винокурова, или  Муравьева , или Антония Шутова, и того или другого попа. Документ, написанный достопочтенным Ларионом Егоровым и известный ныне повсюду под названием окружного послания, дал всему этому ссорному делу иной поворот и характер. Старообрядческая Москва распалась на две стороны из-за вопроса религиозного. Окружники и не принявшие окружного послания раздорники стали противниками по убеждению и совести. Раздорники хотели по-прежнему проклинать господствующую русскую церковь, окружники не находили оснований к такому ее осуждению. Негласно, но и не особенно секретно проживающий в Москве раскольничий московский архиепископ Антоний Шутов, человек характера непрямого, шаткого и уклончивого, нерешительностию своего нрава и лукавством обычая хромать на оба колена, всеусердно помог этой распре разгореться до целого пожара. Этот слабодушный и лицеприятный Антоний, забывая заповедь, запрещающую каждому мирянину, а не только лицу, облачающемуся в святительские одежды, служить в них и Богови, и Мамону, очень долгое время не принимал решительно ни той, ни другой стороны спорящих старообрядцев и, как выражаются в его пастве, “тщился не об истине, а о своем престоле”. Тут произошла интереснейшая история, которая правдиво и образно изложена в статьях г. Субботина и которую повторять здесь, хотя бы и в самом кратком изложении, не время. Здесь достаточно только упомянуть, что нерешительный архиепископ Антоний, не поддержав вовремя и решительно правую сторону (окружных), очень много способствовал тому, что дело все влеклось и по мере своего влечения увеличивалось и разрасталось. Распря стала принимать характер непримиримой вражды (которого ныне доспела во всей полноте и совершенстве). Наконец, обстоятельства, опять-таки описанные у того же г. Субботина, вынудили Антония быть немножко порешительнее, и он высказался за окружников, но в это время набравшиеся ярого азарта и дерзости раздорники успели склонить белокриницкого митрополита Кирилла на свою сторону и невелеречивый “дедушка Кирилл“, побурчав: “добрэ, добрэ, да треба попрощатыся“, перевалил на сторону раздорных. Тут на бедного “дедушку” нагрянули и “гроши”, и рясы, и икра, и чай, и прочие насодательности, и белокриницкий владыко, обуреваемый всем этим наплывом, не мог устоять и должен был, по настоянию купца  Митрофана   Муравьева , поставить раздорникам в Москву на их собственно раздорническую долю второго архиерея, который тоже именуется московским. Это и есть тот второй Антоний, называемый в Москве Гуслицким, или еще чаще “муравлевским”. Прибытие второго архиерея в одну и ту же московскую общину не могло, конечно, принести мира, а только лишь усугубило раздор и сделало его даже безнадежным к примирению. Тут дело доходит уже до соборов Гуслицкого с ругательными попами и белокриницкого со всем ругательным собором. Интересующихся этим куриозным делом мы опять-таки должны посылать к тем же статьям г. Субботина, изданным ныне отдельною книжкою под названием “Современные летописи раскола”. После скандала и споров на этих соборах, одно время московских архиереев Антония Шутова и Антония Гуслицкого чуть было не помирили миром, но при самом заключении этого примирения все паки рассыпалось и не удалось. Винить в этом случае опять больше некого, как раздорническую непокладливость и самовластительство мирян над своими архиереями. Хотя белокриницкий митрополит Кирилл и велел второму московскому епископу Антонию (Гуслицкому) “вскорости нимало немедленно лично явиться к г. архиепископу Антонию (Шутову) московскому и владимирскому для общего совета и мира церковного”, но это послание Кирилла, вместо “мира церковного”, воздвигло в среде раздорников целую бурю негодования, и когда свидание двух Антониев было совсем подготовлено и улажено, то купец  Митрофан   Артамонович   Муравьев , видя себя не только опекуном и попечителем второго московского архиерея Антония Гуслицкого, а как бы даже его собственником по прежнему крепостному праву, объявил, “что своего Антония из дома не пустит”.

“Вы де, сказал, его там еще предадите”.

Так тем веление митрополита Кирилла и кончено, что  Муравьев  “своего Антония” из дома не пустил и архиереи не свиделись и не помирились".